Будь на его месте кто-нибудь другой, такое недовольство обязательно приняло бы форму яростного гнева. Джерико Рич бы просто рвал и метал.
— Вчера по телефону Льюис сказал, что французский конюх отправился домой из Кале, — пояснил я. — Очевидно, боялся, что его прихватит морская болезнь во время переправы, Льюис уверил меня, что он справится сам, так что мы решили не тратить время на поиски помощника. Куда отвести этого парнишку? Двухлетний жеребец игриво перебирал ногами. Тут подбежал старший конюх Майкла, принял от меня поводья и повел его на новое место жительства.
Благополучно выгрузив второй предмет импорта, я заметил, что настроение Майкла улучшилось, он снова стал самим собой и предложил мне выпить чашку кофе перед отъездом. Мы вместе прошли в дом, в светлую, теплую, приветливую кухню, куда обычно и приходили частые посетители, чтобы без лишних церемоний угоститься соком и тостами за длинным столом из сосновых досок.
Там была и Моди, в джинсах и теплой рубашке, светлые волосы всклокочены после сна, никакой косметики. Она едва заметила мой приветственный поцелуй и тут же спросила про Льюиса.
— Грипп, — дал исчерпывающий ответ Майкл.
— Но он ведь помогает детям с кроликами! Чертовски некстати. Придется, видимо, самой.
— Что делать самой? — неосторожно спросил я.
— Вычистить там все.
— Поберегись, — поддразнил меня Майкл, — а то она тебя заставит подтирать за этими проклятыми кроликами. Моди, пусть дети этим займутся. Они уже вполне взрослые.
— Они же в школьной одежде, — запротестовала она. И в самом деле двое младших детей, мальчик и девочка, аккуратно одетые в серые костюмы, ворвались в кухню, где, поздоровавшись с отцом, с аппетитом набросились на завтрак. За ними вошла, к моему глубочайшему изумлению, моя дочь Синдерс.
На ней был такой же серый костюм. Как я понял из их разговора, она ходила в ту же школу и на этот раз ночевала у Уотермидов. Хьюго, как я догадался, не рассчитывал, что я явлюсь к завтраку.
Она безразлично бросила мне: «Привет!», как будто впервые встретила меня два дня назад во время обеда в качестве знакомого ее родителей. Ее внимание тут же переключилось на детей, с которыми она принялась беззаботно хихикать.
Я старался не смотреть на нее, но все время чувствовал ее присутствие. Она сидела напротив меня, аккуратная, темноволосая, в меру оживленная девочка, которую любят и у которой надежные тылы. Не моя. И никогда не будет моей. Я ел тост и от души жалел, что все так вышло.
— Если у Льюиса грипп, — спросила дочка Моди, — то кто займется кроликами?
— Почему не Эд? — сказала Моди, имея в виду старшего сына.
— Мама! Не станет он, ты же знаешь. Как брат он никуда не годится. Льюис обожает кроликов. Он их гладит по шкурке. Они прыгают через его руки. Никто не умеет с ними так хорошо обращаться, как Льюис. Жаль, что он не мой брат.
Майкл подмигнул Моди, и было совершенно ясно, что ни тот, ни другая не в восторге от перспективы выдвижения Льюиса в сыновья.
— Кто такой Льюис? — спросила Синдерс.
— Один из шоферов Фредди, — пояснили ей дети и рассказали о фургонах и о том, что они принадлежат мне.
— О! — сказала она без особого интереса. Майкл пообещал, что почистить клетки попросит одного из конюхов, и Моди стала торопить детей заканчивать завтрак, надевать пальто и забираться в машину, чтобы она могла отвезти их за несколько миль в школу и при этом успеть до восьми тридцати, когда начинаются уроки.
После их отъезда кухня показалась мне слишком тихой и пустой. Я допил кофе, встал и поблагодарил Майкла.
— Всегда пожалуйста, — ответил он приветливо. Случайно мой взгляд остановился на вездесущей круглой металлической коробке для пожертвований Джона Тигвуда, стоящей на подоконнике.
— Кстати, — вспомнил я. — Мой фургон должен сегодня забрать престарелых скакунов из Йоркшира. Джон Тигвуд сказал, что двух ты берешь себе на конюшню. Что мне с ними делать? Как ты хочешь, чтобы я всех привез сюда? В смысле которых ты берешь к себе?
Я не удивился, когда он посмотрел на меня без всякого воодушевления.
— Лорна опять меня уговорила. Но проследи, чтобы они не были при последнем издыхании. В прошлый раз, когда он привез мне пару, я посоветовал отвезти их на живодерню, чтобы они больше не мучились. Пытаться продлить жизнь этим несчастным развалинам — сентиментальная чепуха, да и только, но, разумеется, я не могу сказать этого при детях. Они не поймут, что иногда нужно умереть.
Он вышел во двор, собираясь отправиться посмотреть, как проходит утренняя тренировка лошадей, и неожиданно предложил мне поехать вместе с ним, так как Иркаб Алхава будет проверяться сегодня на скорость.
Я, не задумываясь, согласился, донельзя обрадованный и польщенный, так как мог оценить щедрость такого подарка. В своем вездеходном «Шогане» он привез нас к наблюдательному пункту в конце его всепогодной тренировочной дорожки. Оттуда мы ясно могли видеть трех лошадей, которые мчались галопом, стремя в стремя, по подъему в нашу сторону. Вот они поравнялись с нами, дав возможность рассмотреть их поближе, и затем остановились в сотне ярдов от нас.
Я сам провел бессчетное количество утренних часов, носясь галопом на лошадях во время тренировок. Я и сейчас делал это с удовольствием, если подворачивался случай. Но что касается лошадей Уотермида, на такой случай я не мог надеяться, так как жокеи, специализирующиеся или специализировавшиеся на стипл-чейзе, обычно слишком тяжелы для молодых рысаков, тренируемых для гладких скачек.
— Как дела у Иркаба? — спросил я как бы между прочим.