Движущая сила - Страница 43

— Не ваше дело, — разъярился Тигвуд. — Вы оскорбляете центр.

— Послушайте, Джон, — миролюбиво сказал я, — если владельцам этих лошадей настолько небезразлична их судьба, что они стараются найти для них пристанище, то уж, конечно, они не откажутся оплатить счет ветеринара, чтобы убедиться, что перевозка им не повредила. Они все славные старики, эти лошадки, но они очень устали, так что, я полагаю, вам надо бы радоваться, если кто-нибудь поможет вам с ними.

— Джон, — вмешалась Лорна, — мне кажется, Фредди прав. Надо вызвать ветеринара. Они куда слабее, чем я думала.

— Они пили перед отъездом? — спросил я. Лорна взглянула на меня с беспокойством:.

— Ты думаешь, они хотят пить? Азиз так ужасно медленно ехал.

— Гм. — Я попросил Азиза передать мне через открытое окно телефон и без лишних проволочек связался с местным ветеринаром, объяснив ему, что я хочу. — На пяток минут, просто посмотреть. Но если можете, прямо сейчас.

Он пообещал приехать и выполнил свое обещание. Мы с ним давно знали друг друга, были дружны, так что он знал, что по пустякам я бы не стал его беспокоить. Он, как и я незадолго до этого, быстро осмотрел лошадей, и взгляд, которым он посмотрел на меня, говорил куда больше слов.

— Ну и что? — сердито потребовал ожидающий приговора Тигвуд.

— Немного обезвожены и скорее всего голодны. И очень тощие, хотя, в принципе, за ними, видимо, неплохо смотрели. Им нужно хорошее сено, вода и отдых. Я все-таки побуду здесь, пока вы их разгрузите.

Пока мы ждали ветеринара, я познакомил Лиззи с Тигвудом и Лорной. Они почти не обратили на нее внимания, занятые только лошадьми, да и Лиззи ничего не надо было, только смотреть и слушать.

Я опустил сходни, Джон Тигвуд отвязал первого «пассажира» и свел его на землю. Ноги старика дрожали и скользили, копыта громко стучали, а в глазах был страх. Он наконец сошел со сходней и остановился, дрожа всем телом.

— Лорна, — спросил я, — сколько им лет? Она вытащила лист бумаги и молча подала его мне. Там были перечислены клички и возраст лошадей, а также фамилии их владельцев. Некоторые были так хорошо мне знакомы, что мой интерес к ним сразу возрос.

— Я ведь выступал на двух из них! — воскликнул я. — Это были великолепные лошади.

— Наконец-то ты понял, — обидчиво заметила Лорна.

— Да ничего я не понял. Кто есть кто?

— У них на сбруе ярлыки.

Я подошел к коню, которого держал Тигвуд, пока его осматривал ветеринар, и прочитал кличку — Петерман. Потрепав коня по морде, я вспомнил скачки, которые мы вместе выиграли и которые проиграли двенадцать с лишним лет тому назад. То были дни, когда этот жалкий остов был упруг и мощен, голова гордо откинута назад — звезда первой величины. Если верить списку, сегодня ему был двадцать один год, что по человеческим меркам равняется девяноста годам.

— Он в порядке, — сказал ветеринар. — Просто устал.

Тигвуд одарил меня торжествующим взглядом:

«А я что говорил» — и увел моего старого приятеля в конюшню.

— Он самый молодой, — заметил я, рассматривая список.

Пока разгрузка продолжалась, стемнело, и я включил все огни фургона, и внутри и снаружи, чтобы было посветлее. Ветеринар дал «добро» на всех путешественников за исключением двух, из переднего стойла. При виде их он только покачал головой.

В наихудшем состоянии был старый пони. Несчастное животное едва держалось на ногах. О том, как он сойдет по сходням, страшно было и подумать.

— У него подагра, — сказал ветеринар. — Лучше его усыпить.

— Ни в коем случае, — с возмущением заявил Тигвуд. — Его очень любили. Я пообещал хорошо устроить его, и я это сделаю, его хозяйке пятнадцать лет. Она заставила меня пообещать.

Я вспомнил, что Майкл Уотермид говорил о своих собственных детях: «Они не понимают, что иногда надо умереть». Тигвуд-то понимал и, пытаясь поддержать их жизнь любой ценой, действовал как фанатик, не забывающий, однако, о своем кармане.

— По крайней мере, позвольте мне обработать его болячки, — предложил ветеринар, имея в виду облысевшие участки кожи, и Тигвуд неохотно согласился.

— Завтра, — сказал он и буквально спихнул бедное животное со сходней, причем при этом пони едва не упал.

— Гадость какая, — вполголоса сказала Лиззи. Но Лорна услышала и резко сказала:

— Гадость — это люди, которые убивают лошадей, потому что они состарились. — Но я видел, что она пытается подавить собственные сомнения. — Старые лошади имеют право жить. Центр для престарелых — прекрасное начинание.

— Да, — сухо сказала Лиззи.

Лорна недружелюбно посмотрела на нее, затем повернулась ко мне.

— Ты не ценишь усилий Джона, — набросилась она на меня. — И не начинай всю эту муру насчет избавления животных от страданий. Откуда тебе знать, страдают они или нет.

Я подумал, что уж это-то видно невооруженным глазом, но спорить с ней я не собирался. Да и, честно говоря, я знал много лошадей, которые вполне благополучно дожили лет до двадцати пяти. Мой отец, тренер, старательно ухаживал за своими любимыми лошадьми, пока они не умирали своей смертью, кормил их овсом, а зимой ставил в теплое стойло. Они и выглядели куда лучше, чем сегодняшняя отощавшая компания.

— Приятно было снова повидать старину Петермана. — сказал я. — Уверен, владельцы по заслугам оценят твои усилия.

— И Джона?

— И Джона, — согласился я.

Втроем мы смотрели, как Тигвуд тащит пони в стойло, — больные копыта бедняги скользили при каждом шаге, а голова была низко опущена от боли. Пятнадцатилетнюю владелицу так переполняла любовь, что не осталось места жалости, ужасное сочетание.