Буйные песни все звучали.
У меня возникло острое чувство опасности.
Вернувшись домой из аэропорта, я набрал номер Изабель и извинился за поздний звонок.
Да ничего, сказала она. День прошел нормально. Обе лошади, которых Харв возил в Чепстоу, пришли первыми. Азиз и Дейв благополучно вернулись из Ирландии, но Азиз сказал, что Дейв неважно себя чувствует. Похоже, у него грипп.
— Будь он неладен, — пробормотал я. Нина возила в Лингфилд победителя, Найджел тоже. Льюис отвозил трех лошадей Бенджи Ашера на барьерные скачки в Чепстоу. Знает, что должен в понедельник захватить с собой вещи для поездки в Италию. Фил без происшествий съездил в Юттоксстер. Майкл Уотермид и Мэриголд Инглиш заказали два фургона на вторник для поездки на ярмарку в Донкастер.
— Здорово, — с благодарностью сказал я. Мэриголд не обратила внимания на проблемы Петермана, пока, во всяком случае.
Джерико Рич уже несколько раз поругался со своим новым тренером, сообщила Изабель. Как ей кажется, недалеко то время, когда он снова вернет всех своих лошадей в Пиксхилл.
— Он просто не в своем уме, — сказал я.
— Я слышала, ты завтра опять идешь к Уотермидам обедать, — сказала Изабель. — Так что, я продолжаю принимать заказы?
— Да, пожалуйста, — согласился я с признательностью. — А кто тебе сказал?
— Тесса Уотермид. Заходила на минутку. Я ее кое-чему учила. Ты не возражаешь?
— Нет, конечно.
— Тогда спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Сидящий со мной рядом в «Фортраке» Гуггенхейм не согласился с моим предложением остановиться и перекусить. Я не обедал и очень хотел есть. В своей жажде познаний Гуггенхейм предпочитал обходиться без пищи земной. Кроме того, заметил он резонно, Петерману требуется тетрациклин как можно скорее, и тем заставил меня замолчать.
Однако для бедняги Петермана все было уже позади. Когда мы с Гуггенхеймом вышли в мой темный сад, старый мой приятель лежал на поляне в метре от того места, где я его оставил. Тот глаз, который можно было разглядеть, был замутнен, и полная неподвижность не оставляла сомнений в его смерти.
Гуггенхейм горевал по поводу своей карьеры, мне же было грустно при воспоминании о былых победах и таланте этого великолепного скакуна. Вместо мыла для собирания клещей Гуггенхейм привез маленький пылесос на батарейках. Как он ни суетился над Петерманом, результаты изучения собранного мусора разочаровали его безмерно.
Страдальчески стеная, он склонился над микроскопом в моей кухне.
— Ничего. Абсолютно ничего. Наверное, вы их всех собрали на ваше мыло. — В голосе звучали обвинительные нотки, как будто я намеренно испортил ему все дело. — Но ничего удивительного. Клещи питаются кровью. Головкой прорывают кожу хозяина. Ehrlichiae из клеща проникает в кровь хозяина и затем в определенные кровяные клетки. Не буду вас утомлять подробностями, все это сложно... но они могут жить только в живых клетках, а эта лошадь, похоже, умерла несколько часов назад.
— Хотите выпить? — предложил я.
— Я безразличен к алкоголю, — заявил он.
— Ну что ж.
Я налил себе, а минуту спустя он взял бутылку и наполовину наполнил приготовленный для него бокал.
— Анестезия против утерянных надежд, — сказал он. — Полагаю, вы правы.
— Когда мне было столько, сколько вам сейчас, — сказал я, — я летал вместе с ветром. И довольно часто. Он посмотрел на меня поверх бокала.
— Вы что, хотите сказать, что у меня все впереди? Вы ничего не понимаете.
— Представьте, понимаю. Я вам достану еще этих клещей.
— Каким образом?
— Придумаю.
Мы сообразили себе что-то вроде ужина из продуктов, имевшихся в холодильнике и буфете, и он отправился спать в комнату Лиззи.
Утром я позвонил Джону Тигвуду и сообщил ему, что Петерман умер.
В голосе Тигвуда, как всегда напыщенном и неприятном, звучали скандальные интонации.
— Мэриголд Инглиш жаловалась мне, что лошадь больна и что на ней клещи. Чепуха. Совершеннейшая чепуха, так я ей и сказал. У лошадей клещей не бывает, только у собак и скота. Я не позволю ни вам, ни ей распространять такие вредные слухи.
Я понимал, что он боится, что все его предприятие развалится и никто больше не согласится взять к себе старых лошадей. Придет конец пожертвованиям. Не придется больше суетиться с важным видом. У него была не менее основательная причина держать язык за зубами, чем у меня.
— Конь сейчас у меня, — сказал я. — Могу вызвать живодеров, чтобы его забрали, если хотите.
— Да, конечно, — согласился он.
— А как другие старички? — спросил я.
— В полном порядке, — зло ответил он. — И это вы виноваты в том, что Петерман попал к миссис Инглиш. Она решительно отказалась взять какую-либо другую лошадь.
Я сказал несколько успокаивающих слов и повесил трубку.
Вниз спустился печальный Гуггенхейм, выглядящий не более чем на шестнадцать лет, и уставился сквозь окно на труп Петермана, как бы призывая его вернуться к жизни вместе с клещами.
— Пожалуй, мне стоит вернуться в Эдинбург, — уныло сказал он. — Разве только еще какие-нибудь лошади заболели.
— Выясню за обедом. В доме Майкла Уотермида можно услышать все последние пиксхиллские новости.
Тогда он сказал, что, если я не возражаю, он подождет и уж потом уедет. В лаборатории у него полно работы, которой он не может пренебречь. Ладно, согласился я, и он может сразу же вернуться, если произойдет нечто важное.
Он угрюмо наблюдал, как живодеры поставили свой фургон поближе к калитке и перенесли в него тощий труп старого коня.
— Что с ним будет? — спросил Гуггенхейм.