— Наверное, — согласился я. — Ты и под фургоны заглядывала, верно?
— Надо же, какой всезнайка, — сказала она. — Да, заглядывала.
— Зачем?
— Да Льюис как-то сказал, что под фургонами можно провезти все, что угодно.
— А почему он так сказал?
— Почему мы вообще что-то говорим? Просто, чтобы поддержать разговор. Он сказал, что возил мыло в контейнере под одним из твоих фургонов, но что от этого пришлось отказаться, ничего не вышло.
— Мыло, — сказал окончательно запутавшийся Майкл. — Почему именно мыло?
— А я откуда знаю? Льюис часто говорит странные вещи. Такая у него привычка.
— Ну и... — сказал я, — нашла ты мыло под моим фургоном?
— Разумеется, нет. Я ж термос искала. Там ничего не было. И омерзительно грязно.
— Когда ты пыталась уговорить Найджела взять тебя в Ньюмаркет, — спросил я, — ты все еще надеялась найти термос и заразить лошадей по дороге?
— Ну, допустим.
— Так то был другой фургон, — сказал я.
— Да нет... они все похожи.
— Верно.
Она казалась очень расстроенной.
— Ты Дейву заплатила? — спросил я как бы между прочим.
— Нет. Я ведь не получила, что хотела, правильно?
— И ты не заплатила Огдену, потому что он умер. А Льюису ты заплатила?
После паузы она сказала угрюмо:
— Он запросил деньги вперед, так что да, заплатила.
— Тесса, — снова проговорил Майкл чуть не плача.
— Я для тебя старалась, папа, — сказала она. — Ненавижу Джерико Рича. Забрать лошадей, потому что я дала ему пощечину! Я сделала это для тебя.
Майкл совсем растрогался, она умела обвести его вокруг пальца. Я ей не поверил, но Майклу было сложнее, он не мог не верить собственной дочери.
Когда я вернулся на ферму, Изабель все еще находилась в конторе, хотя было уже почти пять часов.
Роза уже ушла домой.
Льюис звонил, сообщила Изабель. Только что. Они с Ниной уже проехали туннель через Монблан и остановились перекусить и дозаправиться. За рулем сидела Нина. Жеребей всю дорогу простоял, высунув голову в окно, но не буйствовал. Ночью фургон поведет Льюис, но им придется где-то остановиться, чтобы набрать в канистры французской воды для жеребца.
— Понятно, — сказал я.
Французская вода, чистая и сладкая, прямо из родников, пользовалась успехом у лошадей. Да и остановка на такое короткое время не имела значения.
— Азиз попросил на завтра выходной, — сказала Изабель. — Не хочет завтра садиться за руль. Что-то там связанное с его религией.
— Его религией?
— Так он сказал.
— Вот бродяга. Где он сейчас?
— Возвращается с ярмарки в Донкастере, он возил туда лошадей.
Я вздохнул. С религией не поспоришь, но все равно он бродяга, если не хуже.
— Это все?
— Мистер Ашер интересовался, забрали ли мы жеребца. Я сказала ему, что он будет в Пиксхилле завтра в шесть часов вечера, если на переправе не случится задержки.
— Спасибо.
— Подержись за дерево, — посоветовала Изабель.
— Гм.
— Похоже, ты здорово не в себе.
— Да это все из-за Джоггера.
Она понимающе кивнула. Полиция, сказала она, была недовольна тем, что столько водителей в разъезде.
— Они никак не хотят понять, что мы должны продолжать работать, — заметила она. — Им кажется, что мы можем сидеть сложа руки. Я им сказала, что они ошибаются.
— Еще раз спасибо.
— Пойди поспи, — посоветовала она неожиданно. Хоть и молода, но далеко не дурочка.
— Гм.
Я постарался последовать ее совету. Сотрясение мозга больше не помогало. Я лежал и думал о Льюисе, который останавливается где-то, чтобы набрать французской воды. Я изо всех сил надеялся, что Нина не будет поднимать головы и что ее глаза, хотя бы частично, будут закрыты.
В среду утром я проводил грузовики, направляющиеся в Донкастер, где на следующий день открывался сезон гладких скачек. Мартовские ярмарка и бега в Донкастере были началом самого тяжелого времени для моей фирмы, начинались шесть месяцев бесконечной работы, работы и работы, а также поисков выхода из самых затруднительных положений. Я очень любил это время. Приходилось маневрировать фургонами, водителями, но зато удавалось хорошо зарабатывать. Обычно в это время я испытывал подъем, но сегодня с трудом мог заставить себя сосредоточиться.
— Завтра все фургоны будут в разъезде, — весело сказала Изабель.
Меня же интересовало только, как Льюис сегодня доберется до дома.
В девять, когда телефон зазвонил в ...надцатый раз, Изабель, хмурясь, сняла трубку.
— Азиз? — переспросила она. — Одну минуту. — Она прикрыла трубку рукой. — Как будет «одну минуту» по-французски?
— Ne quittez pas, — подсказал я.
— Ne quittez pas, — повторила она в трубку и встала. — Какой-то француз. Спрашивает Азиза.
— Его нет сегодня, — сказал я.
— Он в столовой, — ответила она, уже поднявшись и направляясь к двери.
Азиз поспешно вошел в комнату и взял трубку.
— От... avz... Oui. — Он некоторое время слушал, потом что-то быстро проговорил по-французски, одновременно протягивая руку за бумагой и карандашом. — Oui. Oui. Merci, monsieur. Mersi.
Азиз старательно что-то записал, поблагодарил своего собеседника и положил трубку.
— Послание из Франции, — пояснил он вполне очевидное. Он подтолкнул бумагу поближе ко мне. — Похоже, Нина попросила его позвонить, дала ему деньги и номер. Вот записка.
Я взял бумагу и прочел написанные на ней несколько слов. «Ecurie Bonne Chance, pres de Belley».
— Конюшня «Бон шанс», — перевел Азиз. — Около Белли.
Он одарил меня своей лучезарной улыбкой и удалился.
— Я думал, Азиз взял выходной, — обратился я к Изабель.